Сегодня появилось немало желающих переосмыслить историю Великой Отечественной войны. Особенно картину жизни на оккупированной территории. Якобы не так и страшен был фашистский режим. Чтобы доказать, что это жестокая ложь, мы по крохам собираем свидетельства от очевидцев немецкой оккупации. Многие из них в годы кровавой и страшной войны были детьми.
Мою собеседницу зовут Светлана Иосифовна Грищенко. Если сравнивать с ее знаменитой тезкой, дочерью «отца народов», раннее детство Светы было тяжелым. Пришлось оно на годы войны, да и родилась она в многодетной семье – на Украине, в городе Сумы.
Убрав со лба серебряную прядку, она начала свой волнующий рассказ. Глаза ее, до сих пор сохранившие чистоту весеннего неба, на миг затуманились.
«…22 июня 1941 года была Троица. Многие сумчане, как и наша семья, пришли на берег реки Псел, чтобы отметить христианский праздник. Расстелили скатерти на лужайках. Дети радовались простору и свободе. Играла гармонь, звучали смех и песни. Но вдруг донесся тревожный крик: «Война!». Мы быстро вернулись домой. Через несколько дней наш отец Иосиф Михайлович, коммунист, инженер машиностроительного завода имени Фрунзе, с первым же эшелоном отправился на фронт. И этот период для нашей семьи стал началом новой жизни, воспоминания о которой до сих пор свежи в моей памяти. Хотя тогда мне было всего четыре года.
…После первой бомбежки мама, Мария Петровна, которая ждала седьмого ребенка, перевезла нас из городской квартиры на окраину Сум в добротный дом нашей бабушки Дуси. Это было мудрое решение, ведь мы не смогли эвакуироваться, а в центре погибли бы от бомбежки или предательства тех, кто знал, что мы – семья коммуниста, воюющего против фашистов.
…Недалеко от нашего огорода стояли зенитки, стреляли по немецким самолетам. Бомбили фашисты ужасно. Почти каждый день налетали они на станцию и аэродром, а там до нас – рукой подать. Все дрожало, сверкало, зажигательные снаряды освещали окрестность, как днем. Бабушка с матерью, словно наседки цыплят, быстро собирали детей и отправляли в погреб, где мы сидели, тесно прижавшись друг к другу. Слушая громкий вой самолетов или свист бомб, даже дышать боялись.
…Фашисты вошли в город Сумы 10 октября 1941 года. Первое, что сделали, воздвигли на Красной площади виселицу и устроили показательную казнь, чтобы горожане знали, что их ждет в случае неповиновения новому режиму.
Как-то группа немцев пришла и в наш двор. С автоматами наперевес, расстегнутые рубашки, закатанные рукава. Они что-то требовали на своем языке. Мы с трудом поняли, что пить хотят. Бабушка принесли ведро воды, и немцы приказали сначала нам испить. Наверное, боялись отравы. Пришлось пить – и взрослым, и детям. Потом стали осматривать дом. Увидев кучу чумазых детей и моего лежащего на сундуке трехлетнего братишку Леню, который температурил, скривились и быстро ушли. Были они брезгливы и очень боялись заразы. Этим мы потом и пользовались: постоянно у нас кто-нибудь из ребятишек «болел».
…Самый младшенький, Славик, родился у нас в январе 42-го. От плохого питания и стрессов у мамы сразу пропало молоко. Спасла братика от голодной смерти соседка тетя Поля. Она чудом сумела сохранить свою козу и приносила новорожденному по стакану козьего молока – делилась последним, что было. Благодаря этому христианскому милосердию братишка выжил. Да и мы старались помогать другим, порой рискуя жизнью.
Помню колонны наших военнопленных, изможденных, в рванье, медленно бредущих по улицам города. Дети кидали им корочки хлеба, картофельные очистки. А ведь мы сами голодали… Полицаи стегали нас плетками, отгоняя в сторону.
…Особенно голодно было в первую зиму оккупации. Сестра Варя, которой было двенадцать, вместе с подругой просила милостыню по окрестным хуторам. Да и мама, по-старушечьи повязав голову платком, уходила менять вещи на продукты. Как мы их ждали! Даже Славик почти не плакал. Стакан пшена или кукурузы, несколько картофелин, черствая ржаная лепешка – это для нас было настоящим богатством! Весной было легче: мы становились «травоядными». Благо, жили на берегу речки с заливными лугами. Спорыш, лебеда, рогоз, луковки подснежников, колокольчиков – все шло в пищу. А какое лакомство – молодые побеги шиповника, сочные, сладкие! Правда, от такой травяной диеты животы, как барабан, распирало.
…Да, немцы были разными. Помню один день. Буйно цвели яблони, над ними кружили пчелки. Небо было такое ясное, казалось, что и войны нет. Мы были заняты огородными делами, не заметили, как во двор вошел пожилой немец. Мы так и замерли: ноги к земле приросли. А тот, улыбаясь, подошел к грядке, присел и взял пригоршню земли. Долго ее мял, нюхал, что-то шептал. Пригнул яблоневую ветку, окунулся в нее лицом, постоял, вдыхая аромат цветов. Потом подошел к нам, погладил по стриженым макушкам и, что-то сказав, полез в карман кителя. Мы напряглись: вдруг пистолет вытащит. Но он протянул нам аккуратный сверток и быстро ушел. Мама осторожно развернула бумагу: там лежало несколько брикетов походной каши.
А через три месяца другой солдат с остервенением тряс эти яблони, сбивал с веток незрелые плоды и топтал их. Не успокоился, пока не уничтожил весь урожай.
…О трагедии «остарбайтеров» знаю не понаслышке. Старшая сестра Зина была насильно угнана на работу в Германию. Трудилась она на цементном заводе, жила в бараке. Кроме изнурительного труда, пустой баланды и колючей проволоки, ничего не видела. После войны она недолго прожила. Осталась в памяти худенькой, бледной и молчаливой.
…Особенно зверствовали немцы во время отступления. Расстреливали больных пленных в лагерях, а тех, кто еще мог идти, гнали на Запад. И эта дорога была усыпана телами истощенных людей.
2 сентября 1943 года наш город был освобожден. Сначала, грохоча, прошли танки, потом двинулась пехота. Солдаты улыбались, махали нам руками. Мы стояли у плетня и кидали им цветы. Бабушка вложила мне в руки букет из мальв и «золотых шаров», шепнула: беги, мол, подари. И я подбежала к молодому солдатику. Тот поцеловал меня в замурзанную щечку, посадил на плечо и пронес до конца улицы. Я так была счастлива!
…Отец дошел до Берлина и вернулся с войны летом 1945 года. Высокий, худой, бледный, с незажившими ранами. Мы целовались и плакали от радости, но громче всех ревел младший братишка, который с испугу спрятался под столом. Отец осторожно его вытащил, взял на руки, поцеловал. Так впервые встретились отец и сын…»
Жизнь после войны у Светланы сложилась, как у многих ее ровесников. Пережила еще один голод в 1947 году. Школа, учеба в профтехучилище на повара… В день своего рождения, когда исполнился 21 год, встретила своего суженого – бравого морячка Георгия. Быстро справили свадьбу. Через десять лет вместе с двумя дочерьми, Ириной и Анжелой, уехали на Север. В Нижнем Одесе оказались в 1971 году. Супруг трудился сварщиком на буровых, Светлана – в общественном питании. Здесь родился сын Владислав, который сейчас работает оператором в ТПП «ЛУКОЙЛ-Ухтанефтегаз». Сейчас у Светланы Иосифовны уже восемь внуков, которые души не чают в любимой бабушке и внимательно слушают ее рассказы о военном детстве.
Уйдя на пенсию, моя собеседница вместе с другими сподвижницами в 1997 году организовала в Нижнем Одесе православную общину. Она много лет является старостой нижнеодесского прихода преподобного Сергия Радонежского, и протоиерей Иоанн высоко ценит ее служение Богу. Настоятель прихода сообщил, что ее труды на благо православной Матери-Церкви отмечены епархиальной медалью.
– Хотя не нажила я больших богатств, рано похоронила супруга, все равно считаю себя счастливой женщиной, – сделала вывод в конце рассказа Светлана Иосифовна. – В жизни было многое, но моими спутницами всегда были вера, надежда и любовь. Видимо, Богу было угодно, чтобы хорошо я запомнила лишения в годы войны. Чтобы потом рассказывала своим детям и внукам о тех бедах, которые пережила наша семья. Чтобы все последующие испытания сравнивала с тем временем. Чтобы не сомневалась: счастье – это жизнь без войны и насилия.
Тамара СИВЕРУХИНА
На снимках автора и из личного архива: «Аленушка» (Света Грищенко в 1954 г.); Светлана Иосифовна в церкви в день Вербного воскресенья (2013 г.)