– Мам, а где Виталик? – тихо спросил голубоглазый мальчуган, высунув стриженую голову из кучи тряпья.
Худенькая женщина, смахнув слезу, поцеловала сына в шершавую макушку и, мелко крестясь, прошептала:
– На небе наш Виталька, на небе…
А в это время из высокой железной трубы кирпичного здания растекались по весеннему небу жирные клубы черного дыма.
Тогда маленький Женя Никоноров еще не догадывался, сколько суровой правды было в словах матери. Его брат-близнец, не выдержав жестоких испытаний в концентрационном лагере, тихо умер во сне. И тело его быстро отправили в крематорий, печи которого в последнее время дымились круглые сутки, распространяя ужасный запах, к которому нельзя было привыкнуть…
Все утро Женька выглядывал в забранное решеткой тусклое стекло окна и смотрел на небо. Облака, белые и пышные, неслись навстречу потоку дыма и смешивались с ним, превращаясь в серую массу. И как ни всматривался мальчуган, а брата своего так и не увидел. Стало ему тревожно и одиноко, хотелось зарыдать во весь голос, но шуметь нельзя – хлыст надзирательницы всегда начеку.
ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ
С Виталиком они были единым целым, понимали друг друга без слов. Хотя в холодном и мрачном бараке женского отделения концентрационного лагеря Равенсбрюк, что находился в 90 километрах от Берлина, детей было немало, но Никоноровы держались особняком. Им было интересно вдвоем. Близнецы умели, молча, играть часами. Их мама Настя вынуждена была брать их с собой в прачечную, где по 14 часов в день стирала с другими женщинами белье и форму для фашистских солдат. Там, в укромном уголке, за ящиками с мылом и чанами с моющим раствором, мать устроила из тряпья для сыновей топчан. Надзирательница Марта делала вид, что не видит такой вольности, но не из-за сердобольности. Просто она ждала, что в этом небезопасном месте мальчишки обварятся кипятком или огнем обожгутся. Вот тогда она от души потреплет уши этой светлоглазой славянке с Новгородской земли. Жаль только, что не за косы – женщин стригли наголо, чтобы вши не заводились.
Но мальчишки сидели тихо и никуда не лезли. Сварливая Марта не знала их главной тайны. Неожиданно Никоноровы встретили одну свою землячку. Глаша работала на кухне и каждое утро приносила в прачечную для стирки тюк грязных скатертей, салфеток и белых халатов от служивого немецкого персонала и забирала стопку чистых. В ворохе белья она прятала тряпицу с картофелиной или корочкой черного хлеба. А взамен уносила новгородчанка с собой крохотный обмылок…
Одним за другим тянулись лагерные будни… Вой сирены в четыре часа утра… Подъем… Утром и вечером поверка на аппельплаце…
– Из лагерной жизни мне запомнились три эпизода, подробности о которых я потом у матери расспрашивал, – вспоминает бывший малолетний узник из Нижнего Одеса. – Самое острое – чувство голода. Есть хотелось всегда, поэтому Глашиного прихода мы ждали, как галчата, с открытыми ртами. Мама предупредила, что это наша маленькая тайна и о ней никому нельзя рассказывать. И мы молчали.
Евгений Семенович Никоноров понимает, как ему повезло. Просто чудо, что он с братом не попал в лапы злодея-врача Йозефа Менгеле из Освенцима. Ведь этот «Ангел смерти» подбирал в концлагерях для своих зверских опытов именно близнецов. Мать сумела обхитрить лагерное начальство, выдав сыновей-близняшек за погодков. Женька родился первым, имел хороший аппетит, Виталик много болел в младенчестве и уступал брату-крепышу в росте и весе. Судьба дала шанс выжить одному из братьев.
– Мне уже за семьдесят, но до сих пор я не привык к уколам, – поделился своими чувствами седовласый ветеран. – Голодные дети в то время были донорами для солдат вермахта. Люди в белых халатах со шприцами у нас вызывали панический страх. Когда врачи появлялись на пороге барака, мы забивались под нары, и нас оттуда выдергивали, как щенят, осыпая ударами. Вероятно, у слабенького Виталика однажды слишком много выкачали крови…
Плакать малышам запрещалось, а смеяться они там не научились. Дети познавали мир по рассказам взрослых. Из животных в лагере они видели только крыс, лошадь, вывозившую очистки с кухни, которая казалась им огромным чудовищем, да кровожадных собак. С тех лагерных времен собак Евгений Семенович не любит.
– Свирепый лай, оскаленные морды псов, рвущих тело человека, – все это забыть невозможно, – рассказывает пожилой мужчина. – Помню коридор между забором с витками колючей проволоки и стороной длинного барака. По нему бежит в отрепье женщина, а за нею мчится свора собак с вздыбленной шерстью, подбадриваемая возгласами охраны… Этот ужас забыть нельзя.
…Апрельским утром 1945 года узников на рассвете разбудил не вой сирен, а автоматная очередь и собачий визг.
Внезапно распахнулась дверь, в барак вбежал мужчина с автоматом и прямо с порога воскликнул: «Сестренки, свобода!» И барак заполнился рыданиями. Но на этот раз изможденные люди плакали от счастья, что закончились их страдания. Потом их бережно выводили на улицу. Женю на руках вынес пожилой солдат. Мальчик прижимался к его небритой щеке и плакал, потому что рядом роняла слезы радости и его мама…
Дорогу домой пятилетний узник не запомнил. Тогда Никоноровы не знали, что свою чашу горя они еще до дна не испили. В родной деревне Рахлицы, вместо отчего дома, их встретило пепелище: избу сожгли фашисты, покидая Новгородчину. Через несколько дней пришло печальное известие о том, что в начале 1944 года под Псковом погиб глава семьи, гвардии рядовой Семен Никоноров. Он так и не узнал, что за несколько месяцев до его гибели жена и трехлетние сыновья были угнаны в Германию.
РУКОПОЖАТИЕ С ФИДЕЛЕМ
Следующий период жизни сельского мальчишки Евгения Никонорова был типичным для его ровесников послевоенной поры: учеба, работа в колхозе. И не знал он, что испытания судьбы для него на этом еще не завершились. Весной 1962 года новгородского парня призвали на службу. Попал он в морфлот, прошел учебку в Крондштате. Осенью в составе экипажа подводной лодки Б-641 Евгений из бухты поселка Полярный отправился в далекий поход.
– Обогнули мы Кольский полуостров, прошли Баренцево море, вышли в Атлантический океан, – вспоминает бывший матрос-северофлотец. – Вот командир вскрывает пакет и сообщает экипажу, что идем мы в Карибское море защищать от посягательств империалистов революционную Кубу. Нам поставили задачу: в случае начала военных действий потопить американский авианосец.
По словам Евгения Семеновича, больше месяца они курсировали в морских глубинах вдоль острова Свободы. В ноябре 1962 года их засек противник и атаковал глубинными бомбами. Взрывная волна нарушила главную осушительную магистраль лодки, и в их отсек начала поступать забортная вода…
Бывший подводник подробно рассказал о тревожной ситуации, в которой оказались североморцы. Очень она напоминала трагическую историю с подводной лодкой «Курск», которая произошла через 38 лет после Карибского кризиса. Правда, экипажу подводной лодки Б-641 повезло: им удалось справиться с обстоятельствами и выжить.
Пять часов Евгений с четырьмя товарищами провел в воде, держась за вентиля у потолка. Было очень душно. С остальным экипажем они перестукивались при помощи азбуки Морзе. Никто не истерил, потому что страха не было, хотя все понимали, что воздушная подушка между водой и потолком отсека вскоре останется без кислорода. Просто матросы свято верили, что товарищи их спасут.
Подлодке удалось уйти на безопасное расстояние и подняться на поверхность с 200-метровой глубины. Когда новгородский «садко» с товарищами вышел на верхнюю палубу и вздохнул полной грудью морской воздух, он понял, что судьба подарила ему новый шанс на жизнь. О происшедшем напоминала только появившаяся седина. Было ему в то время всего 22 года.
Еще пару месяцев их субмарина находилась на боевом посту. Когда вернулись на Родину, командование поощрило Евгения путевкой в крымский санаторий. Отдохнул тогда он от души, и никто не догадывался, за что была оказана такая честь этому матросику с ясными глазами.
Потом еще два года служил Евгений и даже с Фиделем Кастро познакомился. Тот приезжал в Североморск, чтобы лично пожать руки защитникам кубинской революции.
– От этого бородатого мужика такая мощная энергетика исходила! – вспоминает участник Карибского кризиса. – Он улыбался, громко благодарил, приглашал в гости, красивых невест обещал.
ЗА НЕВЕСТОЙ – НА СЕВЕР
Однако за невестой Евгений отправился после дембеля по комсомольской путевке на Север. Сначала был Вуктыл, затем переехал в Нижний Одес, где устроился дизелистом в управление буровых работ. В 1971 году на Пашнинском месторождении встретил Евгений Никоноров свою любимую Тамару. Много лет отработали они в НГДУ «Тэбукнефть», ушли на заслуженный отдых. В «Тэбукнефти» Евгений Никаноров трудился машинистом на спецтехнике и занимался обустройством нефтяных месторождений. Имеет множество почетных грамот, благодарностей, не раз занимал призовые места в конкурсах профмастерства «Лучший по профессии».
– В жизни каждого человека есть моменты, которые однажды повторяются, – философски отметил Евгений Семенович. – Например, в свое время не сумел я сохранить флотскую бескозырку, но судьба мне вновь подарила ее через четверть века. Представляете, мой сын Константин познавал азы морского дела в той же учебке, в городе Кронштадте, и служил в том же Североморске. Так что есть у нас теперь на двоих одна бескозырка. И жизнь продолжается…
Тамара СИВЕРУХИНА
На снимках автора, из личного архива семьи Никоноровых и интернета: какой моряк без бескозырки (2012 г.); дети концлагеря Равенсбрюк; та самая подлодка в бухте Североморска (1964 г.)
КСТАТИ
Всего с 1939 по 1945 год в лагере Равенсбрюк было зарегистрировано в качестве заключенных более 150 тысяч человек, 132 000 из них – женщины и дети. Заключенным выдавалось полосатое платье и деревянные колодки-шлепанцы. На левом рукаве красовались лагерный номер и винкель – знак в виде треугольника. Узники из СССР имели красный треугольник с буквами «SU» – Советский Союз. По различным оценкам, в концентрационном лагере Равенсбрюк скончались от 50 000 до 92 000 человек.