Высокие цены на нефть и на бензин – хорошо это или плохо, кто виноват и что делать, как ЛУКОЙЛ планирует работать в существующих экономических реалиях – за несколько дней до заседания ОПЕК и годового собрания акционеров НК рассказал в интервью «Интерфаксу» Президент Компании Вагит Алекперов.
– Недавно Вы говорили, что при текущей цене на нефть сделка по сокращению добычи нефти ОПЕК+ должна быть более гибкой. При какой цене стоит увеличивать добычу нефти и на сколько, а при какой – сокращать?
– Я считаю, что была проведена прекрасная работа: достигнута договоренность по созданию координационного совета. Благодаря этому рынок демонстрирует те показатели, на которые рассчитывали стороны при принятии решения об ограничении добычи нефти. Но сегодня цена уже слишком высокая, поэтому необходимо увеличение объемов производства. К этому подталкивает и резкое падение объемов добычи нефти, которое наблюдается в некоторых странах. При этом необходимо сохранить созданную систему на будущее.
Думаю, что при цене в $75 за баррель нужно увеличить добычу на 50 % от уровня введенных ограничений. При этом если увеличение производства и повлияет на цену, то краткосрочно. В среднесрочном периоде она восстановится, потому что потребление нефти в мире растет, а коммерческие запасы достаточно быстро снижаются. Полагаю, что цена в $75 за баррель – это баланс, который уже нащупан.
– Обсуждалось ли это на последних совещаниях Министерства энергетики Российской Федерации с нефтяными компаниями?
– Нет. Таких общих совещаний в последнее время не было. Но до этого говорилось о том, что цена в $75 уже достаточна для того, чтобы начать увеличивать добычу.
– Вы не видите риска, что США увеличат добычу нефти?
– США уже увеличивают добычу. Это никак не регулируется, зачем на них сегодня оглядываться? Потребность в производстве сильно растет. Плюс сказывается снижение инвестиций в нефтяную отрасль, которое началось 4 года назад. Геологоразведка запаздывает, принятие инвестиционных решений откладывается. Это будет сказываться на объемах производства.
– Как быстро ЛУКОЙЛ сможет восстановить добычу нефти, если будет принято решение об увеличении?
– Думаю, что нам потребуется 2–3 месяца, чтобы нарастить добычу. Мы ограничивали производство на тех месторождениях, которые достаточно легко ввести в эксплуатацию.
– Вы еще не проводили тестирование по увеличению производства?
– Нет. Мы понимаем, что сначала должна быть достигнута договоренность на уровне министров стран, которые подписывали соглашение ОПЕК+. После этого мы начнем выполнять договоренности. Действовать раньше времени, без решения министров некорректно.
– Последнее резкое падение цены на нефть до $30 за баррель чему-то научило Компанию? Что-то поменялось, например, в структуре управления?
– Мы взяли себе за основу цену в $50 за баррель и не отказываемся от нее. Мы также сформировали резерв на тот случай, если цена снова уйдет ниже этого уровня – это позволит нам платить дивиденды и выполнять свои инвестиционные обязанности. Поэтому на ближайшие 2–3 года наш инвестиционный цикл не сокращается.
– При нынешней цене на нефть в районе $80 за баррель будут ли перед менеджментом Компании поставлены более амбициозные задачи, чем были озвучены в стратегии при $50 за баррель?
– На те суммы, которые формируются из доходов сверх рубежа цены в $50, мы рассматриваем разные варианты в рамках стратегии. С учетом ограничений по добыче пока только чуть-чуть увеличили объемы бурения в Западной Сибири для того, чтобы выполнить те ориентиры, которые запланировали, – снизить темпы падения в 2020–2021 годах до уровня менее 3 % в год. Эти работы начались. Плюс мы рассматриваем ряд upstream-активов, которые могли бы быть приобретены.
– Сможет ли ЛУКОЙЛ в текущем году увеличить добычу более чем на 1 %?
– Да, рост составит около 2 % по углеводородам. Про рост добычи нефти говорить сложно, потому что в первые полгода мы были под ограничениями. Будет ли принято решение ОПЕК+ увеличивать добычу с 1 июля, мы пока не знаем. Но для небольшого роста производства нефти потенциал у Компании есть. При этом увеличение все равно будет ограничиваться октябрьскими договоренностями по добыче на уровне октября 2016 года.
– Существующая цена на нефть позволяет вам увеличить инвестпрограмму в этом году, есть ли такая потребность?
– С учетом ограничений по добыче мы не планируем увеличивать нашу инвестпрограмму на этот год, она сбалансирована, просто так ее увеличить нельзя, так как надо готовить проектно-сметную документацию. Например, в настоящее время ЛУКОЙЛ работает над проектно-сметной документацией на два месторождения в Западной Сибири: Хальмерпаютинское и Южно-Мессояхское. Это перспективные газоконденсатные месторождения.
У нас есть уже договоренность с «Газпромом» о продаже газа с этих проектов. Конденсат будет поставляться в трубопроводную систему «Транснефти».
Кроме того, надеюсь, в этом году мы примем инвестиционное решение по Ракушечному месторождению на Каспии. Сегодня мы тоже разрабатываем проектно-сметную документацию, уже есть номенклатура оборудования. Если инвестиционное решение будет принято, мы сможем быстро закупить оборудование. Ракушечное будет подключено к инфраструктуре месторождения им. Владимира Филановского. До этого мы не принимали решения по проекту, потому что завершали вторую очередь на месторождениях им. Юрия Корчагина и им. Владимира Филановского, где сейчас уже реализуется третья стадия. Мы не хотели одновременно вести такие масштабные буровые работы на шельфе Каспия: у нас есть определенное количество судов обслуживания, сегодня мы одновременно уже ведем бурение на четырех площадках. Мы хотели, чтобы это был плавный инвестиционный цикл.
План разработки Ракушечного месторождения предполагает его запуск в 2022–2023 годах, полка добычи – около 1,1 млн тонн.
– А каковы ваши планы относительно Восточно-Таймырского участка? Будет ли Компания продолжать исследования?
– Мы приняли решение демонтировать и вывезти буровую. Считаем, что пробуренная скважина и имеющаяся сейсмика не дают основания полагать, что там есть нефтегазовая провинция. Мы пока оставим за собой лицензию для проведения уже камеральной работы без бурения дополнительной скважины.
– Готовы ли предложения по проекту в Иране? Кто будет партнерами ЛУКОЙЛа? Ожидается ли подписание контракта до конца года?
– В Иране мы выбрали один блок и изучаем риски, которые вновь возникли в связи с действиями США. Контракт пока не подписан. Наши юристы анализируют возможные последствия участия. С иностранными компаниями этот проект не обсуждаем, потому что блок достаточно простой и не требует создания консорциума.
– Удалось ли договориться с «Газпромом» по вопросу реализации газа в рамках проекта разработки Хвалынского месторождения на Каспии?
– Как вы знаете, есть ограничения по экспорту газа с территории России. В соответствии с поручениями президентов России и Казахстана мы провели переговоры с «Газпромом». Есть поручение Алексея Миллера, и я надеюсь, что процесс сдвинулся, потому что сейчас Александр Медведев (зампредправления «Газпрома», – ИФ) обсуждает с нашими специалистами тему поставок хвалынского газа на рынок Казахстана через «Газпром экспорт». Пока речь идет только о Казахстане. Мы считаем свою экономику, вместе с «Газпромом» просчитываем, какая цена должна быть для того, чтобы Хвалынский проект был экономически эффективен с учетом исторических затрат. Надеемся, что к осени переговорный процесс завершится. После принятия решения потребуется 4–5 лет на запуск месторождения.
– Что станет вкладом ЛУКОЙЛа в СП с «Газпромом» по Лайявожу и Ваневиссу: денежные средства, лицензии, имущество?
– Мы внесем деньги – половину стоимости лицензии, оплаченной «Газпромом». Сейчас идут переговоры о структуре СП, о принципах управления, о том, как эти деньги вносить: через инвестиции или платежом.
Освоение месторождений будет совместным. Жидкие углеводороды и попутный газ пойдут через инфраструктуру наших месторождений и в дальнейшем на экспорт через терминал на Варандее. Вторая очередь подразумевает добычу природного газа, который будет поставляться по системе Бованенково – Западная граница. Как дочернее предприятие «Газпрома» СП имеет возможность продавать газ на экспорт или в систему «Газпром экспорта».
– А есть ли у ЛУКОЙЛа интерес к торговле газом за рубежом?
– Наша трейдинговая структура Litasco рассматривает вопрос о создании департамента по торговле газом. Мы нанимаем трейдеров, но сейчас находимся в начале этапа и пока ставим задачу об обеспечении газом нашей генерации на заводах, это 500–800 млн куб. метров газа в год.
– Когда начнется продажа акций Litasco менеджменту трейдерской компании, или на счет будущего этой структуры появились новые планы?
– Мы постоянно думаем о мотивации менеджмента Litasco, в ее корзине операций более 40 % составляют ресурсы ЛУКОЙЛа. Трейдеры должны быть мотивированы: либо деньгами, либо процентами от дохода или иметь долю в акционерном капитале торговой компании. Процедура мотивации через пакет акций еще не началась. Я думаю, что в этом процессе будет участвовать практически весь коллектив – около 150 человек.
– Компания решила провести реструктуризацию объектов нефтепродуктообеспечения (сетей АЗС): 8 НПО будут объединены в 4. Чем это обусловлено?
– Внедренные на всех АЗС в России и за рубежом цифровые технологии позволяют нам оптимизировать количество точек управления. Мы сохраняем НПО в Москве, Санкт-Петербурге, Краснодаре и Уфе, потому что в других точках – в Волгограде, Перми и Нижнем Новгороде у нас большие коллективы. Все люди будут перераспределены внутри предприятий Группы «ЛУКОЙЛ». Те, кто хочет перейти на другую работу, конечно, вправе так поступить. Есть также те, кто уходит на пенсию. Никакого социального напряжения сегодня нет. Я думаю, что этот процесс завершится где-то в апреле. Мы не спешим, потому что это вопросы, связанные с людьми. Мы посчитали, что эффективность от подобной реструктуризации составит от 800 млн руб. до 1,4 млрд руб. в год.
– ЛУКОЙЛ перенес размещение евробондов на $1,5 млрд, взяв паузу до осени. На что планировалось направить эти средства и как теперь будут финансироваться эти задачи?
– Компания планировала перекредитоваться, покрыть те же евробонды, но мы их погасили на $1,5 млрд за счет своих собственных финансовых возможностей. Пока дефицита средств нет, потому что и цена на нефть нас радует, и курс рубля достаточно стабилен. Решение о размещении евробондов осенью будет зависеть от того, как сложится конъюнктура, у нас все готово. Но любой ценой нам деньги не нужны.
– В начале года Компания анонсировала программу buyback. Сохраняются ли планы ее начала до конца текущего года? Будут ли планируемые на выкуп $3 млрд примерно равномерно распределены по годам в течение 5 лет действия программы?
– Планы начать buyback в этом году сохраняются. Параметры не меняются.
– Правильно ли мы понимаем, что механизм погашения казначейских акций еще не утвержден, так как вопрос об изменении уставного капитала не вынесен на рассмотрение годовому собранию акционеров?
– Да, процедура пока готовится, так как процесс состоит из двух составляющих. 12 % от уставного капитала будут погашены, 5 % депонируется на мотивацию менеджмента. Поэтому там есть сложности, которые оформляются юридически. Я надеюсь, что этот вопрос будет вынесен на осеннее заочное собрание акционеров.
– В настоящий момент в правительстве обсуждается окончательная конфигурация налогового маневра. Есть ли у Вас понимание, как менее болезненно для отрасли можно завершить этот процесс?
– У нас есть заверение со стороны правительства в лице Минфина, что общая налоговая нагрузка на отрасль не увеличится. Но результаты изменений могут быть плохие, так как сейчас акциз сокращается, но с 1 января снова увеличится на эту же сумму. Как это будет покрываться? Как жители перенесут очередной рост цены на нефть? Идет дискуссия. Надо отдать должное Дмитрию Николаевичу Козаку, он очень активно включился в эти процессы. Я рад, что этот человек стал ответственным за нашу отрасль. Он эффективный, подготовленный человек. Дмитрий Николаевич Козак с огромным желанием ведет дискуссии не только с нами, но и с Министерством финансов, с Антимонопольным комитетом, Министерством энергетики, чтобы найти баланс: сохранить источники для развития отрасли и обеспечить бюджет, который запланирован на эти годы. То есть мы выступаем заодно: необходимо сохранить щадящий режим на внутреннем рынке, но общая налоговая нагрузка на отрасль не должна расти.
Рост цены на нефть, стабилизация курса рубля и рост акцизов, которые за последние 2,5 года увеличились на 12 рублей на литр топлива, элементы налогового маневра – все это способствовало созданию существующей ситуации на топливном рынке. Рентабельность заправочных станций должна быть обеспечена хотя бы 5 %, она не может быть отрицательной. Конечно, экспортная пошлина была тем регулятором, который регулировал внутренний и внешний рынки. Netback всегда в России был лучше, чем экспортный вариант, это стимулировало развитие нефтепереработки, розничного бизнеса. Сегодня баланс изменен за счет налогового маневра. Поэтому надо найти механизм, например, обратный акциз, который тоже не является панацеей. Мы обсуждаем все варианты, ведется огромная работа для того, чтобы или через НДПИ, или через возвратный акциз сохранить систему, которая позволила бы развивать каждый сегмент отрасли в отдельности, а не считать температуру в целом по больнице. У нас должна быть эффективной геологоразведка, нефтедобыча, нефтепереработка, розничный бизнес, электроэнергетика, потому что есть компании, которые работают только в одном сегменте, не являются вертикально-интегрированными, и они не должны быть разорены.
В то же время мы понимаем, что нельзя шоковую терапию постоянно применять к населению. Мы должны часть нагрузки брать на себя, а часть нагрузки должна перекладываться на фонды, которые формируются за счет высокой цены на нефть.
– То есть Вы полагаете, что Фонд национального благосостояния может быть использован для обратного акциза?
– Сверхдоходы, которые сегодня формируются в фонде, могут быть частично использованы в пиковых ситуациях, для того чтобы не перекладывать цену на топливо на население, например, в виде обратного акциза на нефть.
– Как долго нефтяные компании обязались держать оптовые цены на топливо на уровне 6 июня?
– Временных рамок никто не устанавливал, все будет зависеть от ситуации на рынке.
– В конце марта на несколько дней ЛУКОЙЛ стал лидером по капитализации среди российских нефтегазовых компаний. Есть ли у Компании цель возвратить лидерство?
– Нет, такой цели нет, потому что масштаб компаний очень разный. Главная ценность любой нефтегазовой компании – это все-таки запасы. Они у «Газпрома» и «Роснефти» колоссальны.
Временные пики ЛУКОЙЛа по капитализации возможны, но они будут одномоментными.
Но мы считаем, что сегодня ЛУКОЙЛ по-прежнему недооценен, потому что мы демонстрируем открытость, стабильность выплаты дивидендов за счет денежного потока, стабильность в развитии проектов и достаточную консервативность в инвестиционных программах. Плюс наша новая стратегия получила одну из высочайших оценок на рынке – капитализация ЛУКОЙЛа увеличилась почти на 30 %. И это еще не предел.
Уровень нашей капитализации должен соответствовать международным компаниям. Да, мы российская компания, и сейчас есть ограничения, которые действуют, в том числе и к ЛУКОЙЛу. Это финансирование, сложности с привлечением партнеров для работы на низкопроницаемых месторождениях и на глубоководье. Нужно сказать честно, что оборудование для работы на глубинах 500 метров и глубже сегодня в России не производится. Все эти технологии разработаны не в нашей стране, но мы ими пользуемся.
– В одном из недавних интервью Вы сказали, что для подготовки человека, который мог бы возглавить ЛУКОЙЛ, необходимо 5 лет. Этот процесс уже начался?
– Конечно, смотрите, сколько людей в Компании работает. Каждый человек должен думать, кто достоин его заменить. Все должны думать о будущем. Компания создана не под одного человека, не на период его жизни, а на столетия. Посмотрите, как наши коллеги работают? По 100–150 лет компании существуют, еще керосином торговали. Да, некоторые уходят с рынка, кто-то приходит. Но я надеюсь, что фундамент, который мы выстроили под Компанию «ЛУКОЙЛ», достаточно крепкий, и она сможет эффективно работать в условиях конкурентного рынка.
– То есть, несмотря на некоторое огосударствление, место для конкуренции у нас есть?
– Наша страна, к сожалению, прошла все эксперименты, в том числе и огосударствление всего и вся. К чему это привело? Ни к чему хорошему. Мы были очень неэффективны, население голодало, производство останавливалось. Зачем нам возвращаться обратно? Да, должны быть компании с государственным участием, но они все у нас акционерные общества. Все должны быть в конкурентной среде, чтобы можно было руководству страны оценивать эффективность и иметь возможность через разные призмы тех или иных событий, действий оценивать работу каждой отрасли – через работу разных компаний, а не одной.
Интерфакс