– Джамбо, мзунгу, – занзибарец картинно распахнул объятия в зоне прилета местного аэропорта и принялся, как регулировщик на перекрестке, распределять туристов по очередям на паспортный контроль. – Кэш или карта? – глубокий полушепот и интонация наркоторговца меня насторожила, но возможность пройти без очереди как счастливому обладателю наличности успокоила. К тому же белоснежная улыбка, резко контрастирующая с угольно-черным лицом, была так широка и дружелюбна, что я выдохнула: за обедом меня тут не съедят… Хотя, простите, а что такое «мзунгу»?
В Танзании официальный язык – суахили. Им, в отличие от второго официального – английского, владеют все. Моих же познаний в нем не хватило бы даже на строчку в резюме «читаю и перевожу со словарем». Начинаю исправлять пробел. Итак, «джамбо» – это местное приветствие. А «мзунгу» – человек с белым цветом кожи. Слово это не оскорбительное и даже закреплено в словаре. Но не распространяется на альбиносов, коих на острове встретить можно чаще, чем туриста.
Лишенные пигмента кожи меланина африканцы долгое время были очень уязвимы в континентальной Танзании. Колдуны и шаманы направо и налево продавали за большие деньги амулеты джу-джу, главная составляющая которых – части тела альбиноса. Такие же «ингредиенты» – основа шаманских снадобий. Считается, что зелье из руки альбиноса помогает быстро стать Скруджем Макдаком, а кровь и засушенные половые органы – излечиться от всех болезней. Эти страшные поверья породили жесткий бизнес. Несколько десятков тысяч долларов – за часть африканца, лишенного меланина, при повальной бедности – чем не стимул устроить охоту за бедолагами, которые вынуждены были искать убежище на острове Занзибар. Там шаманы в основном бутафорские, устраивающие безобидную клоунаду для туристов. Да и остальные островитяне не очень верят в лечебные свойства альбиносов.
ПОД ПЕРЕВЕРНУТОЙ ЛУНОЙ
«Мы живем на Занзибаре, Калахари и Сахаре»… Цитировать Чуковского принимались все, кто узнавал маршрут моего путешествия. И тут же вытягивали в панике лицо, прикрывая ладонями охваченный ужасом рот: там же малярия и желтая лихорадка, бегом на прививку! Еще бы добавили, что крокодил там солнце проглотил – и все, можно было бы навсегда попрощаться с возможностью впервые пересечь экватор и побывать в южном полушарии. И не смогла бы я рассказывать, что влюбленные тут, глядя на звезды, могут видеть созвездия, которые никогда не открываются жителям северного полушария. А луна в небе – перевернута: она растет слева, а стареет – направо. Совсем не так, как у нас.
И, наконец, так и пребывала бы в неведении, что последний случай заболевания малярией на острове был зафиксирован еще в середине 80-х, а в начале нового тысячелетия и о желтой лихорадке забыли. Если к сути, то наше семейство проявило легкое безрассудство, не став раздражать иммунную систему инъекциями, и пугающие недуги нас миновали.
РАКУШАЧЬЯ КОНТРАБАНДА
Да, есть что-то не только романтичное, но и озорное в этой подвешенной вверх ногами луне. Например, то, как она забавляется с приливами и отливами. Крайне рискованно, придя утром на пляж, прыгать в пахнущую солью бирюзу океана щучкой, не проверив, а есть ли вода. Вполне возможно, она ушла. Не исключено, что на пару десятков метров, и оставила гладко вылизанный, белоснежный, как мука, берег. По нему лихорадочно бегают крабы, зарываясь в норки; среди причудливых ракушек, величиной с ладонь, лежат забытые волной морские звезды. Чем не реквизит для фотосессии? Главное, донести его потом до воды и, представив, что ты – спасатель, выпустить в пучину океана.
Ракушки… В общей сложности я упаковала в свой багаж килограмма три отборных раковин, фантазируя, как на память о райском острове я декорирую журнальный стол в гостиной. Чемодан с таким сувениром на входе в занзибарский аэропорт был безжалостно снят с контрольной ленты. Маленькая африканка в хиджабе (на острове 95 % населения мусульмане, это след влияния Османской империи, в то время как в континентальной Танзании такой же процент католиков) безошибочно определила кулек с «контрабандой» и, раскрыв его, обомлела, будто я вывожу из страны золото нации. Или руку альбиноса.
– Эх, забирайте, – попрощалась я с ракушками. Но собеседница невозмутимо завязала пакет, уложила его в чемодан и даже прикрыла моим сарафаном.
– Согласна на подарок для меня, – не меняя интонации, выдала она.
– Сколько? – догадалась я.
– Хотя бы доллар.
Как назло, в бумажнике минимальная купюра была десятка…
АКУНА МАТАТА
То ли потрясающий климат и природа, то ли внутренний протест, вбитый в генетический код за долгую историю рабства (а Занзибар в свое время был центром работорговли), то ли проникающий везде пряный запах специй, но что-то однозначно повлияло на ленивый принцип жизни островитян. Акуна матата – девиз, с которым, мне кажется, занзибарцы рождаются и непременно при этом дружелюбно машут рукой и улыбаются. Вот прямо начиная с роддома. В этой фразе, в переводе означающей «нет проблем», зашита целая философия миролюбия и отсутствия свойственного нам внутреннего напряжения. Никто никуда не торопится, выпучив глаза, не злится, оскалив зубы. Жизнь течет спокойно, размеренно, под песни, танцы и игру на барабанах. Проснулся в хорошем настроении – акуна матата. Сломался каблук – акуна матата. Облапошили тебя, как в Одессе 30-х годов, посреди деревушки, куда ты рискнул забраться без местного провожатого, – акуна матата. Улыбаешься, плачешь, сердишься, смеешься – акуна матата. Вот так едешь к своему отелю мимо деревень с хилыми домиками, напоминающими хижины, и наблюдаешь, как женщины, грациозно покачивая крутыми бедрами, несут на голове огромные корзины с поклажей, а босоногие мужчины, зевая, сидят около импровизированной лавки – продают кокосы. И тут понимаешь – вот это акуна матата.
Мне показалось, что акуна матата лишила островитян некой гордыни. Все, что можно созерцать, чем и кем восхищаться, чем проникаться – ничто не сопровождается придыханием и эпитетами в превосходной степени. Возьмем столицу Занзибара – Стоун Таун. Бродя по узким улочкам, пропитанным удивительным миксом арабской, индийской и европейской культуры, прикасаясь к старинным, в грубых шипах массивным дверям, наблюдая на некоторых из них оставшиеся с XIX века знаки, говорящие о наличии рабов в доме, туристы не перестают щелкать языком и фотокамерами. А местные не разделяют их восторга. Нет в них и напускной скорби, когда приводят на площадь, где с начала позапрошлого века был крупный невольничий рынок. Массивные почерневшие каменные башни вокруг площади, подвалы, где держали рабов и где продавали живой товар и после официального запрета до 1890-х годов, все это давит и появляется некое чувство вины и сожаления. У туристов. Но не у веселых, незлопамятных местных.
Зато в прошлом у них было больше поводов для удивления. Например, здание, построенное в 1883-м и ставшее резиденцией султана, до сих пор громко величают Домом чудес. Но не потому, что возвышается оно над всеми строениями города или что-то сверхъестественное там проходило. Просто здесь впервые на острове появилось… электричество, лифт и водопровод (знай, что это чудо, мы бы экскурсии водили к каждой постройке). Занзибарцы не тоскуют по прошлому и не мечтают о грядущем. Они живут сегодня. Здесь и сейчас. Дом известного путешественника Ливингстона, руины дворцов Марухуби, где жил гарем султана, – все это чудо лишь для туристов. Акуна матата.
SHOW MAST GO ON!
В крови любого россиянина – найти известного человека, хотя бы проезжавшего мимо его деревни, построить музей вокруг стола, за которым он ел, и гордиться этим. Пример – когда на большой земле не знают, что за дивный город Усинск, мало кто умолчит о факте появления на свет в соседней деревне Валерия Леонтьева. На Занзибаре вот родился и прожил до пяти лет целый основатель группы Queen Фаррух Булсара, известный миру как Фредди Меркьюри. Но короткую историю жизни его семьи в этих краях рассказывают неохотно. Мол, жили такие люди, но когда Занзибарский султанат стал давать трещину (отец певца был главным казначеем султана), уехали в Индию. До сих пор сохранился дом, в котором жил Фаррух, лестничные пролеты в нем жидко украшены его портретами, над дверью квартиры – табличка с именем, а внизу – сувенирная лавка, отнюдь не изобилующая фетишем для фанатов. И все. Сейчас здесь расположен маленький отель, водят туда неохотно, легенд не придумывают. То ли от лени, то ли по другим причинам… Я поднималась в тугой тишине по узким ступенькам с каким-то новым ощущением холодка в животе. А в голове разрывалась строка из песни – Show must go on!
ЗАВИСТЬ АЙВАЗОВСКОГО
При всей внешней непричесанности Занзибар дышит спокойствием и гармонией. Он, как проснувшаяся утром растрепанная девица, такой трогательный в своей натуральности. Первозданная дикая природа пахнет прелыми зарослями парка Джозани, где сосредоточена самая большая площадь зрелого леса и обитают эндемики, такие как юркие обезьянки красный колобус. Здесь не пугает словосочетание «остров-тюрьма». На этой части архипелага и правда построили казематы, но по назначению помещения так и не использовали. Зато медленно передвигают грузными лапами почти два десятка огромных сейшельских черепах, самой старой из которых 192 года. Занзибар обжигает раскаленным ветром на необитаемом острове-призраке. Можно почувствовать себя Робинзоном, бродя по пятачку песка, к вечеру полностью уходящему под воду. Экскурсию сюда называют «Накупенда». На языке суахили это значит «я тебя люблю».
Мне кажется, попади сюда Айвазовский, он написал бы свои лучшие полотна. Хотя нет, не написал бы. Он забыл бы о кистях и красках, ныряя с головой в тягучий закат, имеющий гипнотическое действие. Солнце кирпичного цвета, шипя охлаждаясь, окунается в прозрачную синь океана, подсвечивая застывшие на волнах парусники и лодочки. Сердце наполняет любовь. Накупенда… Накупенда, Занзибар!
Александра КРАСОВСКАЯ