Глава «ЛУКОЙЛа» Вагит Алекперов о партнерах, проектах и госрегулировании
В 2009 году компания «ЛУКОЙЛ» кардинально пересмотрела стратегию, а весной ее крупнейший акционер и стратегический партнер американская ConocoPhillips решила вдвое сократить свой пакет, составлявший 20%. Президент «ЛУКОЙЛа» Вагит Алекперов рассказал «Ъ», почему ни Компания, ни он сам не выкупают бумаги, в чем нефтяники не согласны с ФАС и зачем нужно вернуть в России практику заключения соглашений о разделе продукции.
– Когда ConocoPhillips проинформировала Вас о желании продать долю в «ЛУКОЙЛе»? В октябре Вы говорили, что об этом речи не идет.
– Вопрос обсуждается уже около года. Совет директоров ConocoPhillips принял решение о резком сокращении заимствований, плюс они захотели частично поддержать котировки собственных акций (выкупая их с рынка.– «Ъ»). Для привлечения средств был начат поиск активов на продажу. Но из-за кризиса на рынке не так просто продать активы, особенно перерабатывающие, а их у Компании значительная часть. Самыми ликвидными и быстрореализуемыми остаются акции. Поэтому было принято решение продать до 10% «ЛУКОЙЛа». Никто не говорит конкретно – 10% или 8%. Всего ConocoPhillips заявляла о $10 млрд., необходимых для сокращения заимствований, и деньги от продажи акций «ЛУКОЙЛа» (10% Компании стоят порядка $4,7 млрд.– «Ъ») должны покрыть сумму, которую Компания не сможет собрать за счет реализации других активов.
– Вам не обидно? Ведь «ЛУКОЙЛ» и ConocoPhillips были стратегическими партнерами.
– Я хотел бы выразить благодарность руководству и совету директоров ConocoPhillips, потому что все эти годы они были нашими самыми крупными и очень лояльными акционерами. Поддерживали все наши начинания по вхождению во многие бизнесы, которые иногда вызывали сомнения у аналитиков. Это и энергетический бизнес, и приобретение перерабатывающих активов. Конечно, у нас не все получалось. Изначально мы ориентировались на большой пакет совместных проектов, но он оказался достаточно узким, что, наверное, их тоже разочаровывало.
– Сейчас не обсуждается полный выход ConocoPhillips из состава акционеров «ЛУКОЙЛа»?
– В ближайшей перспективе, я думаю, этого не будет. Я не думаю, что они решат с ходу продавать такой большой пакет. Потому что, как акционеры, они заинтересованы в росте капитализации Компании и могут на этом больше заработать.
– Почему «ЛУКОЙЛ» сам не захотел приобрести свои акции? Вам ведь первым предложили купить их?
– Это предложение действует и сегодня.
– До какого момента?
– Постоянно. По соглашению с ConocoPhillips мы имеем приоритетное право на покупку всех акций «ЛУКОЙЛа», которые им принадлежат. Но считаем, что сегодня у нашей Компании другие задачи. И я, как руководитель, не хотел бы подвергать риску финансовую стабильность Компании, особенно в 2010-2011 годах, поскольку, по нашему мнению, кризисные явления еще не прекратили влиять на отрасль. Сохраняется высокая волатильность рынка, мы все ждем ужесточения экологических требований после аварии в Мексиканском заливе. Поэтому стабильное финансовое положение Компании для нас приоритетно, так же как и выплата дивидендов.
– А Вы лично или Ваш партнер Леонид Федун не задумывались о том, чтобы купить какую-то часть этих акций?
– Нет. Это достаточно значительный пакет.
– Вы тоже не хотите тратить деньги?
– Пока нет. Но ничего нельзя исключать, потому что финансовое положение Компании может измениться. Проекты, которые мы сегодня считаем приоритетными, могут не состояться, и, если будет свободная наличность, в перспективе покупка акций может стать одной из наших инвестиций.
– Какие проекты Вы имеете в виду?
– Приоритетными являются проекты, связанные с геологоразведкой и добычей нефти, в первую очередь в Ираке. Существенную роль в экономике нашей Компании будет играть и проект по геологоразведке в Западной Африке. Это, конечно, Центральная Азия – проекты в Узбекистане, Казахстане, потому что там Компания имеет хорошие экономические показатели и сырьевую базу для развития. Это Северный Каспий на российском шельфе, где мы сконцентрировали и финансовый, и людской потенциал.
– ConocoPhillips не обещала Вам долю в своих проектах?
– Нет. Мы постоянно обсуждаем новые инициативы. Но по разным причинам они не подходят в конкретный период времени нашей Компании, а в какой-то период – ConocoPhillips. Но обмен мнениями происходит все время.
– ConocoPhillips не ведет переговоров о продаже крупного пакета «ЛУКОЙЛа» другим нефтяным компаниям?
– Нет, не ведет. Я уже сказал, что у нас есть приоритетное право покупки, и мы наблюдаем за продажами, которые осуществляются.
– Вы называли Каспий в числе приоритетных проектов и недавно просили предоставить Компании льготы для работы на шельфе. Сколько планируется добывать, если налоговая система сохранится?
– Налоговая политика в отношении морских месторождений должна быть изменена коренным образом, ведь начальные капвложения в эти проекты очень значительны. Надо учитывать и обременение, которое получают нефтяные компании: внешний транспорт нефти и газа, инфраструктура гидротехнических сооружений, обеспечение проектов флотом. Система должна быть изменена, чтобы сделать проекты высокорентабельными. Ведь они являются локомотивом для развития тяжелого машиностроения.
Чтобы мощности работали, нужны не подачки со стороны государства, а развитие проектов, которые могут разместить заказы и способствовать модернизации предприятий. В текущей налоговой ситуации ввод наших каспийских проектов будет растянут на период до десяти лет с максимальным выходом на уровень добычи в 8 млн. тонн углеводородов в год, из которых 6 млн. тонн нефти. Другой сценарий – около 16 млн. тонн, из которых на нефть приходится более 8 млн. тонн. Мы уверены, что в Восточной Сибири правительством было принято правильное решение – не надо отменять экспортные пошлины, но на какой-то период нужно создавать экономические стимулы для развития новых нефтяных и газовых проектов. Сейчас в правительстве идет обсуждение ситуации (с налогообложением каспийских проектов.– «Ъ»). Минэнерго, Минфин и Минэкономики с нашими специалистами изучают расчеты, которые мы представили.
– Какой должна быть рентабельность на шельфе?
– Мы считаем, что она должна колебаться от 16% до 19%.
– Для этого нужно обнуление экспортных пошлин или достаточно понижающего коэффициента?
– Мы с госорганами ведем диалог. Если мы придем к пониманию, что необходим коэффициент, будет взят коэффициент. Мы не просим сверхдоходов, мы просим четко рассчитать и подтвердить наши расчеты или опровергнуть их.
– Уже полтора года идет обсуждение полного изменения налоговой системы и введения налога на дополнительные доходы. Как он должен формироваться?
– Есть хорошая модель, которая дает возможность реализовывать крупнейшие проекты. Эта модель – раздел продукции, по которой работают сегодня «Сахалин-1» и «Сахалин-2», мы с ней работаем и в Азербайджане, и в Казахстане. Она рассчитывает весь период жизни проекта и регламентирует инвестиции и рентабельность на вложенный капитал. Кроме того, является законом и дает уверенность инвесторам, что рентабельность будет соблюдена.
В нашей стране решили, что такая система себя не оправдала. Хотя по всему миру она работает. Может быть, были какие-то искажения в 90-е годы, когда готовилось несколько проектов. Эти искажения надо исправлять. То, что мы хотим создать сегодня,– это промежуточная система между buy back, которая применяется в Иране и в Ираке, и разделом продукции, который действует в других странах,– считаются инвестиции, возврат на вложенный капитал, рентабельность. Мы должны стимулировать инвестора, потому что сегодня сырьевая база страны находится на той стадии, когда нельзя гарантировать подтверждение объемов добычи в долгосрочной перспективе. Добыча, естественно, будет снижаться, потому что месторождения находятся на поздней стадии разработки. Для того чтобы этого не происходило, надо вводить новые месторождения. Можно построить экономическую модель любого месторождения и по ней сделать так называемую перспективу развития проекта. Но надо набраться смелости и перейти на эту систему. Или начать экспериментировать. Взять одно-два месторождения у каждой крупной нефтекомпании и на их базе провести эксперимент.
– Вы хотите добиться гарантированной рентабельности?
– Что значит – гарантированной рентабельности? Так не бывает. Есть же конъюнктура рынка. Но наши акционеры рискуют, вкладывая деньги в проект, и они хотят получить в том числе премию за риск. А иначе они держали бы свои деньги на депозитах. Акционеры нефтяных компаний хотят получать дополнительный доход, поскольку несут экологические риски, политические риски, риски геологического строения.
– Когда Вы обсуждаете это с чиновниками, их не пугает сложность администрирования такой системы?
– Сегодня учет нефти на месторождениях крупных компаний, которые работают на территории нашей страны легально, абсолютен. И государство администрирует весь учет, начиная от оперативной добычи на месторождениях и кончая пересечением государственной границы.
– Администрировать затраты по каждому проекту сложно.
– Как администрируют сотни, тысячи контрактов по разделу продукции? Это переговорный процесс и соблюдение обязательств как со стороны инвестора, так и со стороны государства.
– Вы верите, что у этой системы есть перспектива?
– Я считаю, что есть понимание необходимости изменения системы налогообложения недропользователей. Но последовательных шагов для того, чтобы что-то изменить, пока нет.
– Вы рассчитывали, как изменятся поступления в бюджет? Ведь это первое, что волнует чиновников.
– Я всегда в таких случаях говорю: что лучше – 100% от 1 млн. или 10% от 1 млрд.? Я считаю, что 10% от 1 млрд. гораздо выгоднее в целом для страны, чем 100% от 1 млн.
газета «Коммерсантъ»,
№ 111 от 24.06.2010
На снимках из архива редакции: В. Алекперов; МЛСП им. Ю. Корчагина (Каспий)